Ватлин А.Ю. История Германии в XX веке. Глава 9. Заключение. Стр.3.

© Copyright Москва 2002

ГЕРМАНИЯ В XX ВЕКЕ

М.: РОССПЭН, 2002. 336 с. 1000 экз. ISBN 5 - 8243 -0293 -6

3 часть

Несмотря на либеральное законодательство, в обыденной жизни иностранцы чувствуют себя людьми второго сорта. Им приходится выполнять грязную и низкооплачиваемую работу, селиться в самых непрестижных районах (откуда тут же стремятся уехать «коренные» немцы), испытывать на себе неприязненные взгляды окружающих. Шансы социального подъема, подразумевающего высшее образование и профессиональную карьеру, появляются только у эмигрантов, приехавших в Германию детьми. Сохранение национальных землячеств и религиозных общин, помогающих найти работу, освоиться в новой жизни, и в то же время эксплуатирующих «новичков», противодействует процессу ассимиляции. Собственные магазины, газеты, культурные центры, места компактного проживания (например, район Кройцберг в Берлине) превращают иностранцев в «третье общество Федеративной республики» (Г.К.Рупп).

Их присутствие дает почву для выступлений правых радикалов под лозунгами „Германия только для немцев“, „Они воруют нашу работу“, которые находят отклик в экономически неблагополучных регионах. В начале 90-х гг. в новых федеральных землях прошла волна поджогов общежитий для беженцев из стран „третьего мира“, вызвавшая волну протестов либеральной общественности и массовые демонстрации при свечах (Lichterketten). И все же средний „бундесбюргер“ относится к эмигрантам с опаской, за его внешней вежливостью зачастую скрывается холодное отчуждение. Леденящие кровь статьи бульварной прессы о русской, турецкой, албанской мафии пользуются неизменным успехом, исподволь создавая негативное отношение к любым иностранцам „не из Европы“. Местные власти относятся к ним достаточно толерантно, но как только их поведение вступает в конфликт с немецкими правовыми нормами (например, захваты курдами иностранных посольств и турецких учреждений), полиция действует достаточно жестко и находит полную поддержку в средствах массовой информации. Сложнее обстоит дело с ценностями немецкого общества, которые порой вступают в противоречие с мусульманскими обычаями (ношение паранджи, запрет детям посещать школу, заключение брака без согласия невесты). Консервативные силы настаивают на обязательной интеграции эмигрантов в сферу немецкого языка и культуры (Deutsche Leitkultur), дискуссия об этом достигает своего апогея в ходе предвыборной борьбы.

Волна беженцев из стран «третьего мира» достигла своего апогея к 1992 г., когда было подано 438 тыс. заявлений о предоставлении политического убежища. Власти пришлось прибегнуть к решительным мерам. В мае 1993 г. была принята поправка к Основному закону ФРГ, позволявшая отправлять обратно тех эмигрантов, которые прибыли из „безопасных третьих стран“. Для поощрения „гастарбайтеров“ и их потомков, выразивших желание вернуться на свою родину, предусматривалась солидная денежная компенсация. Около полумиллиона беженцев из бывшей Югославии, оказавшихся в ФРГ, были отправлены на родину сразу же после окончания там боевых действий.

В последние годы фактор иностранцев стал приобретать в германской политике новое звучание. Все партии согласились с тем, что ФРГ является страной иммиграции (Einwanderungsland) из-за отрицательного демографического баланса в ней самой. Число лиц пенсионного возраста в ФРГ давно уже обогнало число детей и школьников. По расчетам социологов, без притока извне население ФРГ к 2050 г. сократится на 25 миллионов человек. Согласно данным Союза немецкой индустрии, появившимся в марте 2001 г., при четырех миллионах безработных остаются вакантными полтора миллиона рабочих мест. Ежегодная потребность ФРГ в притоке иностранной рабочей силы оценивается в 450 тыс. человек. Политическая элита прекрасно понимает, что без него экономический рост и благосостояние страны будут поставлены под вопрос, а в перспективе рухнет и демографическая структура немецкого общества. В концепции иммиграционной политики, подготовленной правительственной комиссией в 2001 г., речь идет о привлечении в Германию квалифицированных специалистов из-за рубежа, конкурсном отборе лиц, готовых выполнять непрестижную работу, и скорейшей интеграции всех категорий иностранцев в немецкое общество.

Первые шаги в этом направлении уже сделаны. C осени 2000 г. стали выдаваться первые разрешения на работу в ФРГ представителям дефицитных специальностей из-за рубежа, прежде всего программистам. С 1 января 2001 г. вступил в действие новый закон о гражданстве, который сменил своего предшественника из 1913 г., опиравшегося на понятие „права крови“, т.е. биологически определенной этнической принадлежности. Он открывает шанс иностранцам, много лет живущим в ФРГ, стать гражданами этой страны, их дети в 23 года получают право выбрать германское гражданство или гражданство своих родителей.

Пограничную с иностранцами категорию населения страны образуют этнические немцы, приток которых в Германию из стран Восточной Европы активизировался после падения «железного занавеса». За последние десять лет вернулось 2,6 млн. человек, более половины из них составляют наши бывшие соотечественники. Хотя многие из них уезжают из Казахстана и Украины, в Германии их называют русскими немцами (Russlanddeutsche), да и сами себя они именуют „русаками“. Именно эти люди формируют на сегодняшний день у немцев образ России и русских - образ, который отнюдь не совпадает с оригиналом.

Репатрианты (Aussiedler), прошедшие суровую школу «реального социализма», достаточно неприхотливы и, что очень важно для германских властей, многодетны. Стартовая помощь позволяет им в течение первых двух лет приспосабливаться к новой жизни, не утруждая себя поисками хлеба насущного. Привыкание к хорошему происходит достаточно быстро, но параллельно приходится знакомиться и с обратной стороной медали. Хождение по государственным учреждениям при незнании тонкостей правовой системы, а порой и при слабом владении немецким языком, зачастую оборачивается горьким разочарованием (“мы здесь никому не нужны”). Очень трудно сохранить имеющуюся квалификацию, подтвердить диплом о высшем оразовании, для интеллигенции почти невозможно найти работу по специальности, оставленной в бывшем СССР.

Результатом оказывается формирование компактных сообществ русских немцев, возрождающих в своей среде поведенческие стереотипы типы “блата”, помощи родни и враждебного окружения, которые противостоят неизбежной ассимиляции. Будучи у себя на родине «чужими среди своих», в Германии такие люди оказываются «своими среди чужих», поскольку местное население отказывается принимать их за настоящих немцев. Опорными пунктами часто неосознанной борьбы за сохранение собственной идентичности становятся русские магазины, которые можно ныне найти в любом немецком городке. Там продаются товары со знакомыми названиями, собираются пенсионеры, происходит обмен полезной информацией, устраиваются воскресные школы. В метрополиях, и прежде всего в Берлине, присутствие русскоязычной культуры чувствуется на каждом шагу – выходят газеты, действует телеканал, регулярно приезжают с гастролями российские звезды. Чувство неудовлетворения и тоску по утраченной родине, на которые обычно жалуются российские немцы, с лихвой компенсирует информация из мест их бывшего проживания – бедность и ежедневная борьба за выживание тех, кто там остался, гасят сомнения в правильности сделанного шага, позволившего обеспечить лучшее будущее хотя бы для своих детей и внуков.

Новейший раздел германской истории, а фактически германского настоящего, начался со смены власти, произошедшей на этот раз уже не на Рейне, а на Шпрее. Итоги выборов в бундестаг ФРГ четырнадцатого созыва, прошедших 27 сентября 1998 г. (СДПГ получила 40,9% голосов, ХДС/ХСС – 41,5%, по 6% набрали СвДП и „зеленые“, 5% - ПДС), показали, что постепенно вызревавшая тяга к переменам стала вотумом избирателей. Впервые в бундестаге сложилось „большинство по ту сторону от ХДС“ (В.Брандт). Поворот влево (при всей условности этого понятия) завершил очередную „длинную волну“ послевоенной германской истории, каждая из которых продолжалась около полутора десятков лет. Есть основания предполагать, что и нынешняя волна окажется не менее длительной.

Главная причина долгого прощания христианско-либеральной коалиции заключалась в том, что ее оппоненты не могли заявить о себе как о силе, готовой принять бремя власти. Накануне предвыборной гонки в мае 1998 г. председатель СДПГ Лафонтен неожиданно снял свою кандидатуру на пост канцлера, открыв дорогу Герхарду Шредеру. Начав свою карьеру в рядах „молодых социалистов“, он стал центральной фигурой „нового центра“ в СДПГ, представители которого считали образцом для подражания Гельмута Шмидта. Будучи с 1990 г. премьер-министром Нижней Саксонии, Шредер, юрист по образованию, наладил прочные связи с ведущими предпринимателями страны, не растеряв своего влияния среди профсоюзных лидеров. Молодой и энергичный политик, он выступил в качестве удачной альтернативы партии власти на выборах, которые по меткому выражению журналистов превратились в „плебисцит против Коля“.

Опросы общественного мнения накануне выборов показывали, что население предпочло бы „большую коалицию“ с канцлером от СДПГ во главе и с сохранением нескольких министерских постов в руках ХДС/ХСС. Решение Шредера о разделении правительственной ответственности с партией „зеленых“ стало новой страницей в политической истории ФРГ. В его основе лежали скорее прагматические соображения, нежели близость программных ориентиров обеих партий. „Зеленые“, будучи достаточно неудобным и неискушенным в большой политике партнером, не имели в то же время достаточного влияния, чтобы серьезно ограничить поле маневра для социал-демократов. Большинство в 21 мандат избавляло новое правительство от угрозы „парламентского пата“, имевшего место в 1972 г.

Предвосхищая возможные конфликты, участники „красно-зеленой“ коалиции сделали ставку на детальное изложение условий своего сотрудничества. Итогом работы лидеров обеих партий стал объемистый документ под названием „Прорыв и обновление“, подписанный 20 октября 1998 г. Среди внутриполитических задач будущей коалиции главное место занимали борьба с безработицей, экологическая модернизация страны, обеспечение безопасности ее граждан и обновление социального государства. Партнеры обещали вернуться к теме прямой демократии, принципиальное значение имело согласование ими стратегии постепенного отказа от ядерной энергетики. Предусматривалась разработка законопроектов, направленных на ограничение права на обладание оружием, борьбу с любыми проявлениями насилия, облегчение процедуры получения германского гражданства. Внешнеполитическая часть соглашения содержала традиционные заверения в приверженности нового правительства атлантической солидарности и европейской интеграции.

Представители партии „зеленых“ получили три поста в правительстве. Йошка Фишер стал вице-канцлером и министром иностранных дел, Юрген Триттин – министром по охране окружающей среды, Андреа Фишер возглавила министерство здравоохранения. Позиции „зеленых“ в правительстве усилились после того, как Рената Кюнаст на рубеже 2001 г. стала министром сельского хозяйства и защиты потребителей. С учетом того, что ведомство внутренних дел возглавил социал-демократ Отто Шили, начинавший свою карьеру среди „зеленых“, можно сказать, что активисты 1968 г. и первопроходцы альтернативного движения завершили победой свой „долгий марш“ во власть, к которому призывал их духовный лидер Руди Дучке.

Представители СДПГ в правительстве Шредера получили свои посты в соответствии с местом в партийной номенклатуре. Наиболее пикантная ситуация сложилась вокруг фигуры Лафонтена, остававшегося председателем СДПГ и являвшегося главным лоббистом „красно-зеленой“ коалиции. Пресса называла его „внуком Вилли Брандта“ и „красной тенью Шредера“, он возглавлял в партии крыло „традиционалистов“, выступавших за сохранение левого профиля социал-демократии. Вопреки сопротивлению предпринимательских кругов Лафонтен стал министром финансов, на плечи которого легло проведение налоговой реформы – одного из центральных пунктов предвыборной платформы СДПГ. Его предшественник на посту председателя партии Шарпинг получил пост министра обороны. Из-за сопротивления в социал-демократическом окружении Шредеру не удалось отстоять кандидатуру удачливого предпринимателя в компьютерном бизнесе Йоста Штольмана на пост главы экономического ведомства. Его возглавил бывший менеджер и эксперт по вопросам энергетики Вернер Мюллер, тоже беспартийный.

„Не все будет по-другому, но многое станет лучше“ – это достаточно туманное обещание Шредера его команде предстояло наполнить реальным содержанием. К власти пришли не только политики, сделавшие свою карьеру на скамьях оппозиции в бундестаге, но и впервые - представители послевоенного поколения. В правительственном заявлении Шредер привел свою команду к неожиданному знаменателю: „все мы - дети американской зоны оккупации“. Смена власти была дополнена президентскими выборами – 24 мая 1999 г. восьмым президентом ФРГ стал социал-демократ Йоханнес Рау. Практически одновременно после поражения на земельных выборах в Гессене СДПГ потеряла большинство в верхней палате парламента.

Несмотря на заявления нового правительства о «зияющих дырах в государственном бюджете», доставшихся в наследство от христианско-либеральной коалиции, общее состояние экономики ФРГ не внушало серьезных опасений. Пик депрессии пришелся на 1993 г., когда было зарегистрировано сокращение валового социального продукта на 1,6%. После этого начался неуклонный экономический подъем, и в 2000 г. его темпы превысили 3%. На рубеже веков на Германию приходилась четверть народнохозяйственного потенциала Европейского союза, ее доля в мировом промышленном производстве достигла 8,4%, в мировом экспорте 9,4%. Ведущие отрасли экономики – автомобилестроение, точное машиностроение, химическая индустрия – сумели сохранить за собой лидирующие позиции на мировых рынках, более трети произведенной ими продукции идет на экспорт.

Определяющей тенденцией в экономике остается концентрация собственности. Из 100 тысяч зарегистрированных в ФРГ фирм “верхняя тысяча” дает около 40% объема промышленного производства. Параллельно идет процесс растекания капиталов вширь, занятия новыми, как правило небольшими фирмами, рыночных ниш в сфере коммуникаций и компьютерных технологий. Постиндустриальный характер экономики отражает тот факт, что доля валового социального продукта, производимая в сфере услуг, с середины 90-х гг. превышает вклад промышленного сектора. Мелкие предприятия демонстрируют живучесть, крупные – агрессивность. Только они способны выстоять на мировых рынках в эпоху “турбокапитализма” (Э.Лутвак) и инвестировать огромные средства в разработку новых продуктов. Хрестоматийным является пример концерна “Даймлер-Бенц”, проглотившего таких автомобильных гигантов, как “Мицубиси”, и “Дженерал моторс”. Банки, традиционно сохраняющие за собой последнее слово при принятии стратегических решений лидерами германского бизнеса, в последнее время наращивают свои инвестиции в сфере страхования.

Суммарный курс акций немецких фирм, котирующихся на Франкфуртской бирже, превысил в 1999 г. два триллиона марок. Быстрый прирост корпоративного капитала был бы невозможен без участия населения, доверяющего свои деньги инвестиционным фондам. Пресса и телевидение подогревают ажиотаж среди мелких акционеров, утверждая, что играть на бирже так же просто, как и в лотерею. Как правило, рядовые граждане покупают акции не для ежедневных спекуляций, а в качестве дополнительных гарантий материальной независимости в старости. На сегодняшний день около трети взрослого населения ФРГ владеет тем или иным пакетом акций и для него далеко не безразлична судьба отечественной экономики.

Интеграция новых федеральных земель трансформировала географию экономического потенциала Германии. Ныне его можно условно представить в качестве треугольника, вершина которого находится в Берлине, а противолежащая сторона вытянута по Рейну от Рурского бассейна до Маннгейма и Штуттгарта. Две остальные стороны проходят через промышленные центры Баварии (Мюнхен, Ингольштадт) и Тюрингии (Йена, Эйзенах), а также через Магдебург и Нижнюю Саксонию. К северу и востоку от германской столицы преобладают проблемные регионы, реформирование промышленной структуры которых пока еще не привело к значительным результатам.

Правительство Шредера старается не прибегать к кейнсианским рецептам стимулирования экономического роста. С этим связан кризис в строительной отрасли, начавшийся после того, как была отстроена “представительская” часть Берлина. Финансовые льготы и прямая поддержка ограничиваются теми сферами высоких технологий, где заметно отставание германских ученых и предпринимателей. Под Дрезденом при активном участии земельного правительства возникла “саксонская силиконовая долина”, значительные средства вкладываются в инкубаторы мелких и средних предприятий. В 2000 г. было подписано соглашение о строительстве в Китае дороги для поездов на воздушной подушке “Трансрапид”. Прирост налоговых поступлений позволяет правительству продолжить санацию государственного бюджета, которая после отставки Лафонтена (24 марта 1999 г.) легла на плечи нового министра финансов Ганса Айхеля.

За три года пребывания на посту бундесканцлера Шредер сумел создать вокруг себя образ арбитра в последней инстанции, способного добиться разрешения зашедших в тупик общественных конфликтов. Осенью 1999 г. при его содействии был спасен от банкротства строительный концерн “Хофман”, под его давлением год спустя крупнейшие фирмы ФРГ собрали необходимые 5 млрд. марок для формирования фонда помощи лицам, пострадавшим в годы третьего рейха, включая рабочих, принудительно угнанных в Германию. В декабре 1998 г. прошла первая встреча „Союза за работу, образование и конкурентоспособность“, созванного правительством для консультаций между предпринимателями и профсоюзами. Под давлением массовой базы последние выходят за рамки чисто тарифных соглашений, ставят проблемы гуманизации производства, противодействия выводу предприятий за границу. В 90-е гг. число организованных в профсоюзы значительно сократилось, и чтобы сохранить былое влияние, отраслевым союзам приходится объединяться. В марте 2001 г. в Германии возник крупнейший в мире профсоюз работников сферы услуг (ver.di), насчитывающий в своих рядах около 3 млн. рабочих и служащих.

Нерешенной проблемой для «красно-зеленой» коалиции остается ситуация в Восточной Германии, социальная интеграция которой явно опережает экономическую модернизацию. Показателем неблагополучия является продолжающийся отток самодеятельного населения, прежде всего молодежи, на Запад. На территории бывшей ГДР ныне проживает всего лишь 15 млн. человек, здесь сосредоточено только 6% промышленных мощностей и производится 11% валового социального продукта ФРГ. Львиная доля средств государственного бюджета, направленных в бывшую ГДР, была потрачена на повышение уровня жизни восточных немцев, выросшего за десять лет в три раза. Но оптимистические прогнозы о том, что скоро новые федеральные земли смогут самостоятельно зарабатывать себе на жизнь, неизменно отодвигаются в обозримое будущее.

Падение «железного занавеса» и присоединение ГДР к ФРГ положило начало продвижению западноевропейских политических структур на Восток. 7 февраля 1992 г. был подписан Маастрихтский договор, подразумевавший превращение ЕЭС в Европейский Союз, расширение полномочий его парламента и исполнительной комиссии, распространение интеграции на новые сферы общественной жизни. Договор предусматривал выравнивание темпов экономического развития, постепенную унификацию правовых систем, выработку совместной оборонной политики. 1 ноября 1993 г. он был одобрен конституционным судом ФРГ и вступил в силу. В октябре 1997 г. главы стран ЕС подписали в Амстердаме соглашение, названное «вторым Маастрихтским договором». В отличие от своего предшественника, посвященного европейским «верхам», оно делает акцент на человеческое измерение интеграции. Жители других стран Европейского союза могут не только постоянно проживать и работать на территории ФРГ, но и принимать участие в местных выборах – соответствующая поправка внесена в Основной закон страны.

Германский взнос составляет почти треть бюджета ЕС (в 1997 г. 82 млрд экю), и представление о ФРГ как о „локомотиве европейском интеграции» давно уже стало журналистским штампом. Переход от консенсусного принятия решений к решениям по большинству позволяет снять многие препоны на ее пути, хотя и вызывает справедливые опасения в возрождении германской гегемонии. Прозвучавшие в апреле 2001 г. предложения Шредера о расширении компетенций Брюсселя в бюджетной сфере и превращении Совета министров стран ЕС в верхнюю палату европейского парламента не нашли поддержки партнеров. Франция, ревниво наблюдающая за внешнеполитическими инициативами Германии, устами своего премьер-министра отвергла перспективу превращения союза государств в союзное государство.

1 января 1999 г. начал свою работу Европейский банк во Франкфурте, устав которого опирается на оправдавшую себя модель федерального банка ФРГ. Признанием финансового могущества Германии стало избрание на пост его руководителя немца Вима Дуйзенберга, на плечи которого легло введение в обращение общеевропейской валюты. С приближением 1 января 2002 г., когда привычные марки в кошельках восьмидесяти миллионов немцев заменят «евро», их нервозность заметно возрастает. Ее выражением является как отток частных вкладов в Швейцарию, так и неуклонное падение стоимости «евро» по отношению к доллару. По подсчетам федерального банка, около 30% наличных марок ФРГ находится в обращении за пределами Германии. Дальше всех пошла Черногория, признавшая их второй национальной валютой. Их одномоментное возвращение на историческую родину (речь идет о сумме в 60 млрд. марок) может обернуться непредсказуемыми последствиями не только для германского бюджета, но и для европейской валютной системы в целом.

Принятие в НАТО новых членов в марте 1999 г. лишило Германию роли «пограничной» страны западного мира, хотя через ее границу с Чехией и Польшей продолжает просачиваться ручеек нелегальных иммигрантов из стран Центральной и Восточной Азии. Правительство Шредера активно лоббирует прием своих восточных соседей в Европейский союз, рассчитывая таким образом закрепить собственную экономическую экспансию, которая вызывает там весьма противоречивые чувства. «Действительно, Германия играет сегодня в Восточной Европе примерно ту же роль, которую играли США в Западной Европе после второй мировой войны. Американские капиталовложения, с одной стороны, приветствовались как необходимый вклад в восстановление экономики, а с другой – критиковались как выражение американского засилья» (М.Гертемакер).

3 часть

[1 часть] [2 часть] [3 часть] [4 часть]