Copyright © Москва 2000 Смирнов Дмитрий Александрович All rights reserved

 E-mail: d-smirnov@mail.ru

Опыт Веймарской республики в оценках и планах
участников германского Сопротивления

CТРАНИЦА 2

[1]   [2]

Существенный недостаток либеральной системы и конкретно Веймарской республики представители этой группы видели в потери чувства личной ответственности, передаче руководства собственной жизнью различного рода организациям и органам управления, где невозможно понять, кто и за что отвечает. Человек в этой ситуации, по их мнению, теряет ощущение смысла собственной жизни и желание действовать во благо других.

Идеи “кружка Крайзау” в противоположность национал-социализму с его возвращением “к историческим немецким корням” были обращены к поиску нового понимания христианской сущности. Исследователь Клеменс фон Клемперер отмечает в этой связи, что “Сопротивление, таким образом, давало позитивный ответ на вопрос, есть ли еще место для христианской веры в современном секуляризованном мире ”. Этот поиск — стремление к обновлению — свидетельствовал, по его мнению, “о жизненной силе западного христианства”[22].

Как подчеркивал Йорк фон Вартенбург, “государство имеет смысл только до тех пор, пока оно исходит из масштаба царства Божьего, претворять истинный порядок через свободных людей... Государством может руководить только тот, кто следует этой внутренней задаче государства”[23]. Новое понимание христианства создаст основу для государственного обновления, так как истинный правитель, по мысли Йорка фон Вартенбурга и фон Мольтке — это христианский правитель[24]. Религиозный акцент в предложениях о будущем устройстве вообще был отличительной чертой консервативного крыла германского Сопротивления. Однако это не значит, что его представители выдвигали теологию на место государственной идеологии. Христианство призвано было стать императивом действий не государства, а отдельного человека.

Касаясь собственно вопроса о государственной идеологии, фон Мольтке отмечал, что “учение о государстве принадлежит к области философии, но не теологии”. Он считал “чрезвычайно опасным придавать государственному строю религиозное объяснение и религиозный фундамент”. Христианские идеи должны составлять, по мнению представителей “кружка Крайзау”, основу внутреннего духовного мира человека. Формируемая на их основе правовая система понималась как обязанность, как норма поведения каждого человека в государстве и обществе[25]. В свою очередь, интересы отдельно взятого человека должны определять любые действия государственных органов и общественных инстанций, подчеркивалось в программе “кружка Крайзау”[26].

Фон Тротт цу Зольц призывал к слому “бессодержательной” буржуазной идеологии и поиску такого общеевропейского социального порядка, который освободил бы массы от хозяйственной нужды. Он был против “формального провозглашения принципа индивидуальной свободы, который подверг насилию имевшиеся реальности национального, исторического, культурного и конфессионального рода”[27] и выдвинул требование вернуться к консервативным принципам устройства государства, понимая его как опирающийся на закон авторитет. Такое государство, по его мнению, стоит на службе человека как части общества и не является игрушкой в руках отдельных его представителей.

Для фон Мольтке преодоление массового общества означало, прежде всего, ликвидацию современного государства и создание в будущем свободных от государства пространств, где могли бы спонтанно и независимо образовываться новые формы межличностной коммуникации. Они получили у него название “малых общин”. В 1939 г. он писал: “Я исхожу из того, что для европейского порядка необходимо укоренение в каждом человеке чувства ответственности за все происходящее. Из этого следует, что я рассматриваю наилучшей ту организацию управления, которая предоставляет человеку широкое пространство для осуществления чувства ответственности и потребности, быть полезным другим”. В качестве таковой “малые общины” дают человеку уверенность, что “он может тем тверже и последовательнее отстаивать свои собственные цели, чем большее число единомышленников он в состоянии объединить вокруг себя”[28].

Фон Мольтке подчеркивал, что необходимо утверждение государства, которое будет “не господствовать над людьми”, “но скорее сохранять связь людей друг с другом, чтобы отдельный человек жил и действовал свободно от любого страха и в полной уверенности, без опасения за своих близких”[29]. Это, по мнению немецкого антифашиста, ведет к реинтеграции индивида в общество. Не к восстановлению либерального индивидуализма, “поскольку единичность означает массу”[30], а к созданию системы, в центре которой стоит человек, осознающий свою взаимосвязь с другими людьми, но не зависимость от них. “Судьба любого будущего нового строя — писал Альфред Дельп, — зависит от того, удастся ли наконец, включить рабочего в общность как рабочего (но не как соратника и не как соотечественника). Это — задача экономическая, культурная, политическая”[31]. Действительно верной формой государственного устройства является, по оценке представителей “кружка Крайзау” та, в основу которой положен этический принцип, а не наоборот. Никакой государственной морали не существует: “Государство аморально, поскольку оно абстрактно”[32]. На место “массового общества” должна придти “общность”, выражающая “ценности личности”, а плебисцитарный политический строй должен быть заменен системой учета и согласования интересов.

“Кружок Крайзау” выдвинул требование последовательной деполитизации общественной жизни, которая будет возможна только в случае удовлетворения непосредственных потребностей граждан. Для осуществления этого необходимо избежать разделения общества на партии. Их роль в будущем сводилась к минимуму. Государственное управление должны были осуществлять делегаты “малых общин”.

Однако, не имея возможности открыто обсуждать программы и обмениваться мнениями в кругу оппонентов режима, изолированные от общества и мира, вынужденные в связи с этим общаться в узком кругу близких им людей, представители “кружка Крайзау” часто брали за основу примеры из прошлого своей страны и, перерабатывая их для настоящего, сводили все противоречия внутри группы на полемику вокруг наиболее плодотворного и благоприятного для Германии периода истории. Их программе не хватало практичности, она была мало соотнесена с реальностью.

Ее авторы исходили из крайних позиций и предлагали радикальные меры для глобального и кардинального преобразования. На месте системы тотального уничтожения человеческой сущности должна была возникнуть система тотального обновления как основа для будущего развития. Все эти недостатки не умаляют явные достоинства концепции “малых общин”. Она, как отмечает Моммзен, представляет собой “привлекательную философскую основу для нового радикального определения сущности политики как необходимой сферы человеческого существования”[33].

Критика западной цивилизации и “веймарского” периода не была ограничена кругами консервативной оппозиции. Она находилась также в центре полемики тех, кто ориентировался на СССР. Это были, прежде всего, коммунисты и целый ряд левых объединений, считавших, что советский опыт был бы полезен для Германии. Ярким примером такого подхода могут служить предложения группы Арвида Харнака и Харро Шульце-Бойзена, более известной как “Красная капелла”.

Действительное изучение ее деятельности долгое время было затруднено из-за политизированности исследований по истории германского Сопротивления. В них она рассматривалась либо как группа “оплачиваемых изменников Родины”, либо как организация “разведчиков”. Новейшие исследования представляют это объединение как образец довольно специфической формы взаимоотношений внутри германского Сопротивления, с характерными только для него целями и рамками конспиративной работы.

“Красная капелла” также не была единой и сплоченной группой. При ее изучении историк встречает целый комплекс отношений между борцами с режимом. Вокруг лидеров группы, Харнака и Шульце-Бойзена, отмечает исследователь “Красной капеллы” Юрген Даниэль, “собрались люди с очень различными традициями, мировоззренческими и политическими связями в поиске альтернатив агонизирующей веймарской демократии и пришедшему ей на смену национал-социализму”[34]. Такое объединение разных по политическим взглядам людей было в определенной мере объяснимо. Их связывали сами способы восприятия окружающего мира с характерными для них открытостью и свободой выражения мнений.

Организационное своеобразие отличало “Красную капеллу” и от групп коммунистического Сопротивления, с их ясными сектантскими тенденциями, и от целого ряда оппозиционных групп, объединявших людей определенного слоя общества. Чрезвычайно пестрый социальный, политический и духовный состав группы, казалось, напоминал ситуацию Веймарской республики с ее терпимостью к самым разным взглядам, программам и стилям жизни. Однако, несмотря на это сходство, одно обстоятельство делало людей, объединенных вокруг Харнака и Шульце-Бойзена, совершенно отличными от общества первой немецкой республики. Они, как и члены “кружка Крайзау”, смогли найти общий язык и прийти к согласию по целому ряду острых проблем. Результатом их дискуссий стала относительно цельная программа.

Представляя разные духовные традиции, участники “Красной капеллы” стремились аккумулировать широкий поток информации о ситуации в “третьем рейхе”. Самим фактом своей деятельности и довольно долгого существования группы они ломали тотальную монополию государства на информацию: “из множества встреч и контактов к середине 30-х гг. выкристаллизировался тесный дискуссионный круг друзей. Из него развилось открытое для новых контактов и связей ядро сети движения Сопротивления”[35]. Эта группа стала выражением несломленной воли к жизни и формой самоутверждения во враждебной социальной и политической среде.

Приход национал-социалистов к власти был для участников “Красной капеллы” яркой демонстрацией окончательной утраты всего положительного в немецкой истории. Харнак в письме 1939 г. считал утверждение нового порядка логическим продолжением Веймарской республики. Теперь, констатировал он, окончательно потеряны “все те прежние связи, прежние общности, на которых зиждилась наша ушедшая культура...”. “Этим связям — развивал он свою мысль далее, — принадлежит вся моя жизнь и я ненавижу чисто рациональный порядок, который поставлен на ее место... Прежнее прусское государство, прежняя религия, прежний сословный строй экономики ушли безвозвратно. Остались только люди, которые одиноко слоняются в мире”[36]. В одном из писем он отмечал: “Вместе с Россией и гигантским сырьевым пространством Китая возникнет блок, который — простираясь от Атлантики до Тихого океана — был бы с экономической и военной точки зрения неприступен. Сталин не стремится к “советизации” Германии, но был бы доволен, если бы в Германии была создана нефашистская, неимпериалистическая система, которая не содержала бы в себе агрессивных тенденций”[37].

Негативную оценку прежнему режиму давал и Шульце-Бойзен. Еще в 1932 г. в одном из писем к отцу он писал: “Буржуазные ценности не значат для нас ничего”[38]. Он призывал к преодолению социальной и политической разобщенности времен Веймарской республики через создание общественного движения совершенно нового типа, через достижение “нового единства”. “Классовая борьба прежнего рода — писал он,— без сомнения поколебала и разрушила прежний порядок... Но возможность решения лежит в другой плоскости. Она лежит там, где признается ушедшим время голых антитез и начинается эпоха нового единства и тем самым новых противоречий. Мы должны пробиться сквозь общий процесс к новому типу человека, который тем самым развертывает открытую революцию, чтобы жить своей новой внутренней правдой и действовать в соответствии с ней”. “Только в объединении всей мощи народа” видел он “решение будущего”[39].

Идеи немецкого антифашиста не были узко национальны. Он всегда считал свою страну органичной частью сообщества народов, для которых государственный суверенитет не средство борьбы, а основа для установления сотрудничества друг с другом. Его патриотизм был тесно связан с европейской идеей. И Шульце-Бойзен считал, что основой для внутреннего устройства европейских стран, и Германии в том числе, должна стать модель, подобная той, которая нашла свое воплощение в СССР, но с максимальным учетом специфических условий той или иной страны.

Основные идеи участников “Красной капеллы” были выражены в распространенной в 1942 г. листовке под названием “Забота о будущем Германии исходит от народа”. В ней противники национал-социализма, объединенные вокруг Харнака и Шульце-Бойзена, заявили о том, что новое немецкое правительство ни в коей мере не должно стремиться к восстановлению европейского порядка 1918-1939 гг., когда народ подвергся унижению, а также осуществлять кровавое преследование сторонников прежнего строя и решать проблемы реставрированной Германии за счет России. Такая политика, по их мнению, “не имеет почвы под ногами и не несет мира”[40].

В СССР они видели не опасность, а пример построения общества на основе совершенно отличной и от западной модели, и от предлагаемого консерваторами “третьего пути”. Новая власть в Германии, отмечалось в листовке, должна искать друзей не среди реакционных кругов Европы, как это было прежде, а в сотрудничестве с прогрессивными силами, и, прежде всего, с СССР. Во внутренней политике “Германии нужно правительство, опирающиеся на те части народа, которые имеют способность и силу, представить народу и миру новую немецкую политику.., нужно социалистическое правительство рабочих, солдат и трудящейся интеллигенции”[41].

Явная восточная ориентация внешнеполитической программы “Красной капеллы” делает представителей этой группы исключением в общем спектре германского Сопротивления. Вышедшие из среды критиков Веймарской республики, в свое время на практике познакомившиеся с советским опытом, они раньше и острее, чем “кружок Крайзау”, увидели опасность, которая угрожает самому существованию немецкого государства после нападения на Россию. Для них было очевидно, что в случае войны между капиталистическими странами и СССР именно Германия станет полем битвы и потеряет свой суверенитет, став придатком России[42].

На основе сказанного можно сделать следующие выводы. В рядах германского Сопротивления преобладала в целом негативная оценка опыта Веймарской республики. Ее крах рассматривался как логическое продолжение общеевропейского кризиса 20-х - 30-х гг. Однако за такой оценкой не последовало признание собственных ошибок. Свою вину участники германского Сопротивления видели лишь в том, что они не воспрепятствовали развитию “веймарской системы”, логическим итогом которого стал нацистский режим. Это не позволяло противникам Гитлера верно оценить действительные причины краха Веймарской республики и прихода к власти НСДАП.

Негативная оценка опыта Веймарской республики и либерально-демократических принципов государственного устройства в целом сужала пространство для выработки альтернатив национал-социализму. Она привела к тому, что все планы по преодолению национал-социализма строились на основе полного отрицания “веймарского” опыта и создания абсолютно иного общественно-политического строя. С одной стороны, это была идея особого немецкого пути, рассматривавшаяся как “естественная” и единственно способная содействовать прогрессу немецкого общества. Противовесом ей могла быть только ориентация на опыт СССР, экономические успехи которого воспринимались особенно остро на фоне упадка хозяйства в капиталистической Европе. Ярким примером такого опыта осмысления “веймарского” периода служат программы “кружка Крайзау” и “Красной капеллы”. Их путь осмысления исторического опыта Веймарской республики был во многом характерен для всего германского Сопротивления.